Психолог повинен відкрити в людині силу самому вирішувати свої проблеми
Як йдуть справи з психологічною реабілітацією в Україні і з психологічним здоров’ям в цілому,
Людмила Гридковець, кандидат психологічних наук, практикуючий психолог, волонтер,
Наталія Зарецька, співробітник Управління у справах ветеранів і учасників АТО Мінсоцполітики, волонтер
і Костянтин Винниченко, президент благодійного фонду учасників бойових дій «Єдність побратимів»,
в рамках проекту соціально-психологічної підтримки «Точки опори» на Громадському радіо
Михайло Кукін: В нашій національній традиції багатьох соромно звертатися до психолога. Давайте розмежуємо, що є психологія, психотерапія і психіатрія.
Людмила Гридковець: Насправді, психологія, психіатрія і психотерапія — це зовсім різні речі. Психологія працює зі здоровими людьми, які мають власний психологічний резерв для подолання тієї чи іншої ситуації. Психотерапія теж працює з особами, які мають цілісність, але які вже можуть мати якісь психічні порушення та не перебувають в гострому стані. Психіатрія — це галузь медицини, і психіатр працює з людьми, які мають психічні розлади, тобто певні психічні захворювання.
Отже, до психолога ходять виключно здорові люди, які мають певні проблеми. До психотерапевта ходять люди, які в принципі можуть бути здоровими, можуть бути хворими, але в яких є потенціал за допомогою психотерапевта подолати свої проблеми. До психіатра іде людина, яка має певне захворювання.
Михайло Кукін: Але звертатися до будь-якого фахівця — не вирок?
Людмила Гридковець: Звичайно, взагалі, за кордоном кожна поважаюча себе людина має свого стоматолога, жінки мають свого гінеколога і свого психолога. Тому що в нас виникає досить багато проблем, є ситуації, з якими ми не до кінця можемо впоратися, або ситуації, де треба подивитися на неї з боку. І психолог просто допомагає людині побачити те, що відбувається зі сторони. Але психолог ніколи не робить поради, він не нав’язує своєї думки. Він як раз забезпечує людині розкриття її власного потенціалу, її власних відповідей на питання, допомагає пройти її власним шляхом.
Ирина Ромалийская: А психотерапевт?
Людмила Гридковец: Психотерапевт теж допомагає людині реалізувати її власний потенціал, але є такі авторитарні напрямки психотерапії як, наприклад, психоаналіз, коли зразу чітко констатується, що відбувається з позиції знань психотерапевта. Тому тут залежить від того, яка позиція обрана.
Михайло Кукін: В нас є намагання самостійно подолати якісь психологічні проблеми. Отже, чи треба все ж таки звертатися до психолога, чи є якесь коло проблем, які людина може подолати сама?
Людмила Гридковец: Як правило, основну частину проблем ми можемо подолати самостійно. Але, якщо ситуації періодично повторюються, це ознака того, що людина повторює якийсь запрограмований сценарій, який сформувався у якості умовного рефлексу на якусь подію. Відповідно, тут уже потрібен психолог, щоб віднайти точку запуску того сценарію, активізувати потенціал людини, щоб вона мала можливість вийти з цього сценарію і приймати власні рішення, щоб існував особистий вибір.
Михайло Кукін: Що ви конкретно маєте на увазі, коли говорите про сценарії, які повторюються? Деякі ситуації, які людину колись мало бентежили, а тепер хвилюють сильно?
Людмила Гридковец: Знаєте, як говорять: є граблі, на які ми наступаємо, а є улюблені граблі. Наприклад, дитина живе в родині алкоголіка, особливо це важливо для дівчинки від трьох до шести років. Якщо дівчинка в такому віці живе в родині з алкоголіком, при чому агресивним алкоголіком, існує дуже велика ймовірність, порядка 70%, що вона потім знайде собі чоловіка, який буде алкоголіком або буде мати великий потенціал, щоб ним стати.
Михайло Кукін: Це є така статистика?
Людмила Гридковець: Так, існує така статистика.
Михайло Кукін: Чия вона?
Людмила Гридковець: В наукових джерелах досить часто описані такі дослідження.
Але чому таке відбувається? Тому що дівчинка несвідомо формує базовий сценарій виживання, вона знає, як вижити в таких умовах, вона не знає, як бути щасливою, вона несвідомо шукає собі того, хто забезпечить їй ті умови для виживання. Хоча, якщо брати з позиції розуму, то, зрозуміло, що вона не хоче собі чоловіка алкоголіка, але так працюють всі сценарії.
Михайло Кукін: Насколько профессиональна наша психологическая помощь в стране? Потому что сейчас очень часто можно, например, встретить трехмесячные курсы психологов. Что делается со стороны государства для того, чтобы обеспечить качественную психологическую помощь?
Наталья Зарецкая: Во-первых, мы должны помнить, что психология и психотерапия — это составляющие психического здоровья человека. Это не медицинская составляющая. Когда мы говорим о психическом здоровье, мы имеем медицинскую врачебную составляющую — психиатрию, и мы имеем не медицинскую — это психология и психотерапия. И, чтобы мы понимали, соотношение этих двух составляющих в психиатрической помощи в сфере восстановления и поддержания психического здоровья не больше 15%. Поэтому, когда мы говорим о психическом здоровье, мы должны понимать, что мы говорим о психическом здоровье, а не о психической болезни.
Любая ситуация, которая происходит, всегда имеет объективные причины. В чём особенность психологии, как сферы деятельности предоставления услуг у нас в стране? Как сфера предоставления услуг она формировалась в девяностые годы в рыночных условиях. И defacto мы в стране имеем рынок предоставления психологических услуг, в котором работают квалифицированные психологи и психотерапевты, которые получили образование, соответствующие требованиям международных, профессиональных ассоциаций психологов. То есть мы имеем у себя сформированный рынок психологических услуг.
Но когда начались кризисные социальные явления, начиная от событий в Киеве на Майдане, событий Крыма и востока, когда сообщество «трухануло», естественно, все заговорили о психологической реабилитации. Но как работала система охраны здоровья в Советском Союзе? Это была полностью вертикальная пирамида, когда лучшие профессионалы шли по административной линии и формировали условия работы. В Советском Союзе психология и психотерапия в современном ее понимании не были предметом административного ее регулирования. И мы получили ситуацию, когда отдельно существует рынок предоставление психологических услуг, и отдельно существует административная вертикаль, которая занимается и охраной здоровья, и социальной защитой. Но у неё нет переходника для того, чтобы заказывать услуги на рынке. В то время как потребности в этих услугах существуют.
Экономический закон гласит о том, что любая существующая потребность всегда удовлетворяется. Естественно, что психологи самоорганизовались и волонтерским путем поехали туда, где они нужны. И мы имеем на сегодня разные группы населения, которые объективно нуждаются в психологической помощи, мы имеем специалистов, которые готовы ее предоставлять, и они ее предоставляют, но defacto на волонтерских началах в значительной степени. И мы имеем государство, которая на самом деле готово платить и выделяет деньги, но еще дорабатывает механизм, чтобы эти деньги были получены теми, кто defacto предоставляет эти услуги. И это сейчас является основной задачей Министерства социальной политики.
Михаил Кукин: Почему мы об этом только как о задаче говорим на третьем году войны?
Наталья Зарецкая: Мы сейчас об этом говорим, как о практической решенной задаче. Здесь опять же важна разница между психологией и психиатрией. Традиционно, если это сфера охраны здоровья, то ею должны заниматься психиатры. Первое видение в 2014 году, в 2015 году состояло именно в этом, что этим вопросом должны заниматься психиатры. И им было дано такое задание. Однако через год потребность именно в психологической помощи стало очевидна для всех, и задачи на государственном уровне были изменены.
В чём особенность работы государственной машины? Она может действовать только в рамках закона и в рамках полномочий, а также бюджета. Поэтому наш трехлетний опыт ведения конфликта мы можем сформулировать следующим образом: в первом периоде было осознание того, какие именно задачи нам нужно решать; второй период был — обеспечить правильную постановку решения этих задач; сейчас подходит к концу третий период, когда предложены решения этих задач.
В подготовке этих решений было активно задействовано психологическое сообщество, потому что без профессионалов в этой области никакое административное решение не может быть правильно организовано.
Михаил Кукин: У вас сейчас идет разработка пятиуровневой модели реабилитации. Что это значит?
Наталья Зарецкая: Я вам постараюсь объяснить на уровне образов. Представьте себе человека и океан. Когда у человека все хорошо, он живет своей жизнью, есть проблемы, которые он может решить, — это он просто купается в море: купается, загорает, ловит рыбу, то есть действует самостоятельно на свое усмотрение. Когда у него возникла какая-то проблема, которую нужно решать, образно представим, что человек живет в Европе, а ему нужно переплыть в Америку, он может это сделать различным способом: например, отправиться на круизном лайнере — это психология. Он может туда поплыть на подводной лодке — это психотерапия. Потому что это сложнее, это глубже, и потому что, может быть, ему не совсем в Америку и нужно. А когда мы говорим о психиатрии в контексте человека и океана, то это глубоководное извлечение нефти. То есть это абсолютно другой процесс.
И командиры лайнеров, командиры подводных лодок и те, кто командует бурением, — это всё профессиональная среда. Лайнеры водят психологи, пребывание, посадку и выпуск с подводной лодки осуществляют психотерапевты, а глубинное бурение — психиатры. Количество людей, которые нуждаются в перемещении лайнером намного больше, чем тех, которым нужно перемещаться в подводной лодке, и тем более тех, кому нужно глубинное бурение. Это основа наших уровней.
Уровневая структура — это методология, которая сейчас активно используется Всемирной организацией здравоохранения. Эти уровни помогают оптимально использовать кадровый ресурс, чтобы решать оптимальным способом потребности людей. Наша задача сделать так, чтобы высококвалифицированный психотерапевт, который может работать со сложными психотерапевтическими случаями, работал именно с теми людьми, которые имеют такие случаи. А с теми людьми, которые нуждаются в психологической помощи, должны работать психологи, которые могут дать психологическую помощь, но при этом не могут работать с такими глубинными процессами.
Михаил Кукин: Речь идет о пяти уровнях именно для людей, которые попали в конфликтную или чрезвычайную ситуацию? Или это уже касается всего населения Украины, потому что оно все в кризисе?
Наталья Зарецкая: Если мы берем наш океан, то должен быть некий речной вокзал, на котором продаются билеты. И функция такого вокзала — организационная, чтобы правильно составить задачу тем людям, которые будут продавать билеты и распределять, какой именно билет какому человеку нужен.
Что касается порядка организации психологической реабилитации, проект которого разработан, то он касается психологической реабилитации участников Антитеррористической операции. Именно такая задача стояла перед нашим управлением, но все имеет свои положительные следствия. И положительным следствием того, что этот порядок разработан именно сейчас, является то, что в него уже включен и проработан механизм предоставления психологической помощи, в том числе, и членам семей участников АТО. Потому что еще год назад мы не знали о том, что можем в нормативном поле об этом говорить. На сегодня для всех это стало очевидно.
У нас есть материал, который подготовила наша харьковская корреспондентка Светлана Гуренко. Ветераны АТО, с которыми пообщалась она, полагают, что длительность курсов психологичной реабилитации, нужно увеличить.
Михаил Кукин: Константин, как относятся ваши побратимы к психологической реабилитации?
Константин Винниченко: Всё начинается с поддержки друг друга военнослужащими. И каждый из бойцов знал, что есть правила ведения боя, как реагировать на агрессию во время боевых действий, и что необходимо делать. И когда военнослужащий возвращается в мирную жизнь, то думает, что сможет справиться со всеми проявлениями атак в мирной жизни. Но наступает точка, когда он теряет самоконтроль. Тогда он задумывается над тем, что вокруг что-то не то. Сначала он обращается к близким и тем людям, с которыми он проходил военную службу и доверял им. И при демобилизации, когда ребята сталкиваются с подобными ситуациями, в первую очередь они обращаются к своему командиру. Поэтому первое время я испытывал большой навал звонков, даже ночью, с просьбой помочь, иначе могут быть проблемы.
Михаил Кукин: И психологи также сейчас использует этот доверие, зная о том, что человек в первую очередь поверит не психологу, а тому, с кем воевал.
Константин Винниченко: Конечно, с этого всё начинается. Есть определенный уровень доверия и рекомендация. Поэтому, когда человек попадает в сложную ситуацию и обращается к тому, кому доверяет, то я, к примеру, в таких случаях говорил ребятам, что необходимо обратиться к профессиональному психологу, который поможет.
Михаил Кукин: К вам прислушивались?
Константин Винниченко: Да.
Ирина Ромалийская: А вы сами обращались изначально к специалистам?
Константин Винниченко: Нет, во-первых, я считаю, что есть три составляющие, которые удерживают человека в гармоничном состоянии: первая — это друзья-побратимы, вторая — это семья, жена, дети, и третья — это специалисты, которые действительно в какой-то проблеме смогут помочь.
Ирина Ромалийская: Какой из этих составляющих вас удержал от обращения к специалистам?
Константин Винниченко: У меня прекрасная, жена, мудрейшая женщина, которая меня поддерживала во всех ситуациях.
Михаил Кукин: И трое детей.
Константин Винниченко: Да. Я хочу сказать, что все-таки человеческий социум создан так, что даже в маленьком коллективе представлены в основном все психотипы человека. И когда во взводе 30 или 32 человека, то это, конечно, разные психотипы, но они друг друга дополняют. И если человек с села общается с кандидатом исторических наук, то они дополняют друг друга — один своими знаниями, какой-то теоретической базой, а другой — практической силой земли.
Ирина Ромалийская: Чем занимается ваш фонд, который вы возглавляете?
Константин Винниченко: Всё началось с того, что огромная лавина ребят, которые были в моём взводе, просили поддержку, поэтому мы начинали свой проект с того, что спасали базу отдыха на берегу Черного моря, восстановили ее, и проводили там отдых и реабилитацию военнослужащих вместе с соседями бесплатно. Этот проект длится уже второй год, и мы всё время на лето приглашали ведущих психологов, ведущих арт-терапевтов, художников музыкантов. Это была комплексная программа на берегу моря, где необыкновенная природа, пеликаны, рыба. И люди через 10 дней возвращались совершенно другим.
Нам было очень приятно осознавать, что мы спасаем какую-то конкретную семью, потому что ветеран, возвращается с войны в мирную жизнь, сталкивается с проблемой взаимоотношений между мужем и женой, потому что они уже разные.
У нас был случай с парой у которых, есть пятилетний ребенок и они находились в стадии развода. Через 4 дня прохождения реабилитации психологу удалось сделать так, что эти молодые люди пришли, держась за руки, и сообщали нам о том, что они хотят, чтобы в их семье зародилась еще одна жизнь. Поэтому для меня это восхитительный результат.
У нас есть еще один проект на Украинском радио, где по субботам выходит наша авторская программа «Життя після війни», в который мы стараемся предоставить практические советы для семей, куда возвращаются участники боевых действий, и становятся уже в статусе ветерана. Мы даем практические советы о том, как справиться с какими-то уровнями зависимости, как найти свой путь, как создать план своей будущей мирной жизни, как найти работу и т.д.
Михаил Кукин: У нас на телефонной связи есть еще один ветеран АТО Олег Иванов. Он получил два ранения в спину, но реабилитацию проходил самостоятельно. Сейчас из-за состояния здоровья не может найти работу.
Где вы воевали и когда демобилизовались?
Олег Иванов: Воевал в Луганской области, демобилизовался в 2014 году еще при первой волне.
Михаил Кукин: С тех пор вы без работы?
Олег Иванов: Да, я на пенсии, мне оформили 3 группу.
Михаил Кукин: Вы не обращались к психологу?
Олег Иванов: Нет, у нас есть общественные организации, с которыми я дружу. В общении там я получал позитив, и люди, с которыми я общался, даже не знали, что они мне в чем-то подсказали и помогли.
Ирина Ромалийская: Это не был курс реабилитации?
Олег Иванов: Нет, я просто приходил минут на 30-40 попить кофейка, и с каждым разом я себе создавал свое воображение.
Михаил Кукин: И у вас сейчас проблема более с социальной адаптацией, а не с психологической. То есть проблема с работой?
Олег Иванов: С этим вопросом есть большая проблема. До войны я работал и получал 4000 гривен, сейчас же меня не могут снова взять на эту работу по состоянию здоровья. Мне оформили инвалидность, по которой я получаю 2500 гриве. А у меня 2 детей, и я теряю 1500 гривен, если я не на работе.
Михаил Кукин: На самом деле, для очень многих бойцов АТО социальная реабилитация приоритетней, чем психологическая, не кажется ли вам?
Наталья Закревская: Безусловно. Во-первых, когда мы говорим о реабилитации, то психологическая реабилитация — это только составляющие. Но еще более важным моментом является психологическое сопровождение людей, которые прибывают на лечении или людей, которые просто вернулись.
Константин и Олег, которые вернулись, самостоятельно решили свои проблемы и помогают окружающим, — это примеры того, как люди могут организовывать свою жизнь.
Что касается трудоустройства и поиска работы. На самом деле, это проблема в стране системная. Говоря об устройстве на работу, мы должны помнить, что есть два момента. Во-первых, иногда человеку, прежде, чем устроиться на работу, нужно разобраться с собой, то есть пройти психологическую реабилитацию. Но есть ситуации, когда должна быть объективная возможность работать. И по этим моментам мы сейчас бьем в колокола нашим коллегам под другим правлениям и министерствам.
Михаил Кукин: Куда сейчас Олегу стоит обратится?
Наталья Закревская: Есть службы занятости по месту жительства, которые могут поспособствовать не только устройству на работу, но и получению образования, в том числе по новым специальностям.